хостел эконом — в номере никого.

в соседнем номере бог, я с ним пока не знаком.

но знаю, что это он — Отец, Абсолют, Эталон.

нас найдут на этаже — познакомимся лично уже.

последние два года, знаменующиеся редкими потугами в написание, дают отчетливое, горечью отрезвляющее ( подобно той контрафактной водке после последнего звонка, мутью обрамляющей внутренность стакана и мою внутренность, выпитой без закуски мною — нелепой и неуместной. внутренность, не цветущую наивным девичьим романтизмом, а заполненную органами, белёсыми костями, тёмно-алой кровью, в мёрзлом марте покрывавшей костяшки кулака. я смотрю на счастливое не свое лицо и давлюсь десятью буквами — бессмысленными, непрошенными, напрасными. и, кажется, впервые в полной мере осознаю, что значит быть слабым звеном. да и звено, если до конца соблюдать честность — обблёванная формальность. ты не любила не к месту вставленные прилагательные.  спустя время я уже выхожу с тобой на улицу и рассказываю, что знаю слово «хорошо», все еще боюсь, но учусь его применять. уже машу ей рукой, сидя в путешествующей по весенним улицам маршрутке. уже чувствую себя частью целого. уже учусь делать робкие самостоятельные шаги. но не могу им простить. простить их за утраченное время. время, когда они, опьянённые эмоциями, познавали прелести первой юношеской любви, прогулок с друзьями вплоть до глубокой ночи, шалостей, глупостей, безумия храбрости. время, когда я жрала круглые таблетки в пустоте, вяжущей жгут на шее, пыталась не найти выхода. на моем бледном теле выбита цена, которую пришлось заплатить. в кредит покупают автомобили и бытовую технику. я выкупаю части собственного «я». как любой, впрочем, собираю живой конструктор.) понимание, что письмо мое было, по большей части, средством для снятия стресса, способом вылить, выплюнуть, выкашлять, вытравить, создать иллюзию спасательного круга в абиссали. не всякое искусство доступно касанию в здравии. тяга и благодать. оправдание перед собой.

мир съежился в квадрат квартирных стен с легкостью вступления в содружество острия гвоздя со свежеспиленной древесиной, нашедшихся в роли чьего-то вечного пристанища.  хаос быстро вовлекает сосуществующее рядом, порождая атмосферный вихрь, вращающийся (еще медленно, но верно) в грозовом облаке сгустившихся обстоятельств. вне с трудом инкубированных умозаключений, адекватности, смирения, — они, тем не менее, — живые, а ты лишь под омертвелым мрамором собираешь эмоции усталого скульптора, изнемогая, не оставившего себе ничего, кроме враждебного отчаяния.  мои прогнозы, впрочем, неутешительные.  пришло время принимать аподиктичность старой истины — эволюция поедает жизнь, подобно голодным нейронам мозга. М. приблизился, постоял в ласковых лучах света, сквозь оконные рамы пролившегося на серый свитер… и уехал. оставив меня разбираться с путаницей в мыслях. читаю. пытаюсь обозначить детали, кои в очередной раз составят комфорт на недолгую пору.  развиваю образ, довожу до подобия. может быть, стоит покинуть картонную коробку, ведь я, наяву, уже то, чем ты всегда хотела казаться, отчаянно срываясь на мелкие истерики.

не хочу писать ни о первом, ни о втором, но, для полноты истории - 

февраль. до сих пор там, возле железного ограждения. из-за никчемных (стремление крыть эмоциональный фактор картой высшей масти, доказательно, никогда не венчалось бесприкословной победой, как и любое шулерство в этой игре)  стараний стратегически обосновывать чужие предрассудки, ссылаясь на обещания кем-то безразличным «спокойствия» и «порядка», не могу. частично принимала правила, но не читала мелкий шрифт внизу страницы.  вот тебе повесть о лишнем человеке. анализируй. знаю, это тождественно, а потому мы не сможем помочь друг-другу практически. но я извлекла выгоду и учусь принимать себя так, как приняла его. 

смешно трясутся кисти рук. дрожат пальцы в попытке зажать волю в кулак. я улыбаюсь.