могу ли я перекладывать ответственность за свою ментальную растерянность и самочувствие на закономерную игру гормонов? или мне стоит лечить, очищать от темных фигур прошлого разум и чувства. тело? обоснованы ли претензии, которые я ему предъявляю и не ведут ли их корни ко мне самой, к моему тщательно сокрытому за семью печатями нутру, кишащему бесами под завязку (принимай, обеспечивай, корми по расписанию.) ?  и не это ли я имею в виду, убегая от себя в данный жизненный промежуток, старательно пытаясь создать иллюзию пышущего здоровьем, никогда не писавшего дребезжащие стихи об отсутствии выхода, не глотавшего таблетки, не падающего в бездну алкоголя и разврата? ведь он воспринимает жизнь так, как может. так, как научили безызъедный опыт, уклад, окружение.  он боится. и не его вина, что я боюсь по-другому. делая ставку на ноль, наверное, действительно, нужно смотреть в долгосрочность. лучше закладывать фундамент размеренно, на пустом месте. самостоятельно заполнять его значимым, отдавать силы и взращивать чувство привязанности постепенно. чем как тогда. помни, это — не спасательный круг, в миг поднимающий со дна, не идеальное взаимопонимание, встречающееся в сладких фильмах и романах для вечно простых, чистых и молодых душой. это — Стокгольмский синдром, вынесенный из детства. грабли, на которые натыкаешься всякий раз. иллюзорное успокоение, принимаемое за чистую монету. но ты уже не обязан пользоваться лишь защитно-бессознательным. теперь ты в праве не перенимать, а строить самому.

никогда не задумывалась, в чём была правдивая причина их ухода? ты — связующее звено по пути к развитию. на одной из ступеней развеивается вера в непоколебимость. ты — сломана. и теперь они знают. 

от себя убегая — тебя искал.

и это — другая проблема, история которой предательски вертится на языке,  но не слетает с него, крепко держится, порядливо затрагивает сердечные хорды. все новое в моей жизни — отсылка с старому, переплетающаяся с ним красными нитями, даже не пытающееся вести конспирологические игры. а разве я, думая о том, что принесу в жертву личную свободу родного чужого человека, не ущемляла/ю собственных прав, как существа развитого, социального, способного на появление и проявление чувств? отвлекаясь от комплекса жертвы и жертвенности, не ущемляю ли я его свободу? знания, поступков, реакции. всё время, проведенное, затаившись в неглубоком (подчеркивая хрустальную хрупкость ситуации) окопе, ведя непрерывную битву и тщательно продумывая стратегию боя ( словно развязка могла целиком и полностью зависеть от степени контроля ), не занималась ли я тем, что рыла под собой яму еще больших размеров, поглощающую и того, чье сердце так жадно целилась ( и именно это слово) спасти, оберегая от всех, кроме себя? оберегая всех, кроме себя..  противоречивость рациональному подходу к решению данного вопроса составляет неоспоримый факт того, что жизнь сама по себе представляет бесконечную депривацию. разница лишь в том, «сейчас» или «потом», но второе я, возможно, поспешно перечеркивая, превращаю в «никогда». до сих пор не знаю, правильным ли это было тогда. правильным ли это является сейчас. нас связывают и другие обязательства. но, в глобальном плане они — ничто. они — ничто, в сравнении с вкладом, который мы могли бы внести друг другу в души. но обстоятельства требуют расценивать не только «глобальный план». он — расценивает, а я насквозь слышу, как в соседней комнате, под замком, играют любимую сонату, пальцами мимо клавиш. не всегда получается. ту смиренную боль в глазах я видела впервые. и, должно быть, еще долго не увижу в других.  отпечаток открытия гниющих ран. награда. соврёшь, если не согласишься — мы, столь страстно любящие литературу, всё время искали не слов, а молчания. 

рада, что побывала в филармонии и имела честь наблюдать за отточенностью движений Скульского. несвойственные мурашки по телу вызывает лирическое сопрано оркестровой скрипки. в хоре — знакомая из музыкального учебного заведения. напоминание о том, что мир — тесен.